Созвездие Чаши - Страница 27

— Ты, это, мозги потерял в Чаше. У тебя теперь вместо них — иллюзия, да? Кому это надо, выкупать Чашу, платить — знаешь, сколько? Да и денежки такие скопить невозможно, особенно выйдя отсюда… Да и скопят, или награбят, там — пропьют, блин, с горя… вспоминая…

— Заткнись, — идиот! — заорал Мирах, взвиваясь, как сигнальная ракета. После случая с Ришей он был сам не свой — это не только Сверчок отметил. Вскакивал от малейшего шороха.

Маленький Наос вздохнул прерывисто, такой странный звук получился, что все оглянулись.

— А я вот… еще написал. Можно? — и заговорил громко и сбивчиво, опасаясь — прервут… и тяжело было: сокровенное — так, перед всеми. Чтобы не ссорились…

   Можно спать, да сны такие — не справиться,
   Выше-ниже, напрямик, да окольно…
   Мне бы звон колоколов мог понравиться,
   да у каждого своя колокольня.
   У меня же — погремушки фиговые,
   Банки-склянки, от трезвона тупеют,
   А осколки, черти, целятся в голову:
   Все равно не долетят, не успеют.
   Там, внизу, живут хорошие, разные —
   Так зачем же рисковать головою?
  …А на крыше — много неба и праздника,
   А на крыше — много ветра и воли.
   Перья жеваные, крылья бумажные,
   То от хохота дрожат, то от плача —
   Птица малая летает неважненько,
   Тронет клювиком — приснится удача…

Сверчок, приоткрыв рот, слушал — и вспоминал, как летели с крыши бутылки и банки, рассыпаясь то ржавым, то цветным фейерверком. Откуда этот пацаненок знает? Ах, да… он не знает. Он написал просто так…

Позже — темно уже было, все разошлись по «логовам» — спросил у Шедара:

— Неужто всерьез могут кого-нибудь выкупить?

Шедар молча кивнул, явно не желая говорить об этом. Тускло плафоны горели, сыростью пахло — дождь в Чаше — самое неприятное… совсем тоскливо становится.

— Но… — Альхели не мог молчать, — Шедар, все чушь. Зачем им это?

— Мало ли…

— Послушай. Если мы и впрямь стоим столь дорого… выкупить кого-то могут разве что перед самой отправкой отсюда, то есть, когда уже все равно. А иначе — мы же свободные люди. Как некто, будь он трижды магнат, станет держать нас — там? Силой? Как домашнего попугая, да?

— Не обязательно силой.

— Но мы… черт, это мы хороши здесь, ты ведь все понимаешь! Здесь, как экзотика! Риск, выкрутасы Чаши… А там, снаружи, мы станем — обычными. Подростками, каких тысячи.

— Тайгете предлагали свободу, — вдруг сказал Шедар. — Ну… относительную. Только молчи об этом.

— Ей? Но почему отказалась?

— Потому что… у нее есть Гамаль.

Он вновь помрачнел. Прибавил нехотя:

— Даже Нунки… я не уверен, что он смог бы всерьез… продаться за выход оттуда. У него гордость… есть. Иначе давно бы отправился на тот свет.

— Помогли бы? Вы?

— Не исключено, — отозвался чрезвычайно сухо.

Сверчок поерзал немного по мягкому желобу. Подобные разговоры до сих пор заставляли некоего маленького зверька внутри сжиматься комочком, закрывая глаза и уши. А от Шедара слышать подобное было непереносимо. А ведь почти привык…

— Ты… выходя отсюда, мы так и останемся безымянными?

— Я ж этого не знаю, Снегирек, — улыбнулся он. И мальчишка в очередной раз подумал — узнай, что Шедар — наследник какой-нибудь знатной семьи, не удивился бы. Уж больно правильное лицо, речь… да и манеры — и Шедар никогда не лез в драку, хоть и мог превосходно угомонить драчунов. Видно было — привык иначе решать споры, и далеко не из-за трусости. А вот, здрасте, выворачивайся теперь тут наизнанку… за что? Модель, да уж… экзотическая зверушка, как и Мирах. Только тот — внешне, а этот — всем своим существом.

— И ни разу никто себя так и не вспомнил?

— Только один. Он… увидел в новостях знакомого своего отца. Вспомнил… И ухитрился отправить письмо… не уверен, что письмо на самом деле доставили по адресу. Впрочем, это неважно. Мальчишка не прожил и двух недель после этого.

— А это не могло быть… — начал Сверчок, холодея.

— Нет. В Чаше никто не способен подстроить ловушку, тем более — те, сверху. Парню просто не повезло.

— А ответ?

— Ответ? Может, и был. Нам не сообщили.

Альхели устроился поудобней, поджал под себя ноги. Отважился спросить наконец то, что волновало давно:

— А ты как оказался здесь?

— Ты помнишь, прорвало дамбы в Лазурном? Снесло полгорода. Меня после наводнения подобрали. Родителей искали — не нашли. Отправили в приют.

— И ты все это помнишь?

— Смутно.

— А из приюта?

— Нам пообещали… — он замолчал, покачал головой: — Мне, в общем-то, и не хотелось никуда. Знаешь, все такое серое было, пыльное… — вскинул голову, пытаясь рассмотреть что-то в темном, серой мутью подернутом небе. — Я просто существовал, знаешь, так бывает, когда на душе пусто и дни — как резиновые. Нас отобрали троих приютских, увезли в другой город, для проверок, подходим ли. Товарищи мои… мечтали, чтобы подходящими оказались они. Ведь еще немного, и нас выставили бы на улицу — может быть, устроили бы чернорабочими. А тут — надеялись, что все обернется к лучшему. Мы же не знали про Чашу. Смерть — это не страшно, мало ли наших ровесников разбиваются ежедневно, гоняя по дорогам? Не знали, как она, Чаша… меняет человека.

— А сколько тебе было, когда ты попал в приют?

— Одиннадцать. Мне все кажется — очень хорошая была у меня семья. И научили меня многому. Я даже в приюте любил учиться…