Созвездие Чаши - Страница 37


К оглавлению

37

   — Да. И Снегирь…

   — Тьфу ты. Опять этот… затычка!

   — Я одно понял, — губы едва шевелились, но голос стал звонче, серебряным даже, будто мальчишка что-то важное для себя решил: — Отсюда можно и нужно уходить только, когда кто-то ждет. Когда есть, к кому. Или — в самом начале, пока не видел смерти своих…

   — Ясно. Забей на лирику. — Поморщился Мирах, — Делать с тобой… Пошли.

   Тронул выключатель — коридор залил мягкий сероватый свет одного плафона. Лица подростков неестественными стали — серо-голубоватые, с четко обозначенными тенями. Дети Чаши, подумали оба, бросив взгляд друг на друга. Подлинное обличье…

   Мирах привел Нунки к тренажерам, распорядился:

   — Иди в кольцо.

   — Ты не… надолго его запустишь?

   — Зачем?! — Мирах едва сдерживался.

   Русоголовый подросток глянул на тренажер, будто на ядовитую змею, которую хочешь-не хочешь, а в руки брать придется:

   — Чтобы… все же отправить меня отсюда.

   — Умный, да? — буркнул Мирах, защелкивая на поясе, щиколотках и запястьях Нунки крепления. — Ничего я не буду делать. Хочу посмотреть, насколько тебя хватит. Почувствуешь, что больше не можешь… или нет — только станет плохо, сразу подай голос. Не строй из себя героя, хватит уже…

   Крутанул колесо, давая начальный импульс.

   Почти сразу услышал стон, остановил тренажер. Отстегнул крепления на руках — Нунки тут же прижал ладони ко рту, согнулся, зажмурился. Посидев так с полминуты, сказал жалко:

   — Темно так стало в глазах…

   Мирах достал карманный фонарик, включил, прямо в самые зрачки Нунки взглядом впился, рукой перед ними провел раз, другой. Снова тихо выругался. Сел на один из тренажеров, откинулся на спинку. Долго молчал. Нунки тихонько сидел неподалеку, ожидая приговора, и скоро ему начало казаться, что Мирах заснул. Но тот вздохнул, потянул рычаг — спинка отошла назад до предела, Мирах теперь почти лежал.

   — Хреново. Кое-что ты пройдешь… Но если камушки пойдут бегать — все.

   — Я постараюсь восстановиться быстрее, — тихо и виновато сказал Нунки.

   — Не выкручивай себя наизнанку. Надорвешься. Толку-то…

   — Мирах…

   — Ну?

   — Вот… ты все знаешь. Я пойду спать, мало ли, завтра…

   — Иди.

   Прибавил полным темного яда голосом:

   — А рыбке этой, Снегирю, передай…

   — Да он не виноват. Он меня отговаривал.

   — Значит, плохо отговаривал…! Везде лезет, а ни черта не умеет! — не сдержался Мирах, перестал обращать внимание на русоголового подростка, потянул вверх тяжелую перекладину, выжимая до отказа.

   Непонятное и неприятное нечто повисло в воздухе — все разговаривали, как прежде, шутили даже. И старательно прятали глаза при разговоре. Будто по соседству находилось такое, о чем говорить не стоит, да и опасно. Только Нунки не прятал взор — но держался поодаль. Пытался привести себя в форму — а под взглядами окружающих толком заниматься не мог. Все чаще сидел на краю площадки, глядя в белесое марево — или проводил время среди цветов Майи, поглаживал листья, возился с землей.

   На третий день его вызвали — в «тройке».

   Он спускался по лестнице почти весело, только глаза закрыл, когда перехватывал перекладины одну за другой — так было легче, голова не кружилась.

   И вот — выстроились все вызванные на блестящем плоском кольце, ждут сигнала.

   Мирах отозвал в сторону Гамаля, о чем-то пошептался с ним — оба поглядывали на Нунки. А тот стоял белый почти, губы закушены — но решительный — Сверчок никогда у него такого выражения не видел.

   Мирах шагнул к нему, заметил, как Нунки вздрогнул.

   — Не дергайся. Поддержим. Только нам трудностей не создавай.

   И, непонятно кому адресованное:

   — Суки…

   Чаша постаралась на славу — весь свой «троечный» ассортимент выдала щедро, ничего себе не оставила. И вот перед ними — валуны сходятся и расходятся, и все знают — эту преграду Нунки не преодолеть.

   — Держись за меня, — протянул руку Мирах.

   — Не надо! Вместе не выйдет.

   — Держись! — крикнул Мирах, злой, как ошпаренный кот, и вторая рука его дернулась — едва удержался, чтоб не отвесить затрещину. Кивнул Гамалю — иди, все нормально.

   И потащил за собой русоголового подростка — тот в ладонь Мираха вцепился, как утопающий в спасательный плотик. Камни боками стукались, будто зубы во рту отправились погулять, попутно кого-то жуя.

   Когда Нунки споткнулся-таки, «островитянин» схватил его в охапку и толкнул вперед, туда, где Гамаль подхватил. А сам со злостью треснул кулаком по валящемуся огромному камню — те, кто смотрел, ахнули. Вместо того, чтобы придавить к земле Мираха, камень застыл, будто подобной наглостью потрясенный.

   Обошлось. Целыми выбрались.

   Нунки все смотрел в сторону; когда на площадке встретили их, глаза опустил.

   — Прости, — шепнул. — Простите меня.

   — Ты цел? Ну и закрой варежку, — почти вежливо сказал Мирах. На плече его красовался огромный синяк — радужный, как небо в Чаше.

   За ужином Альхели кусок в горло не шел. Раньше всех закончил и направился к мойке. Проходя мимо Мираха, наклонился, шепнул:

   — Почему помог?

   — Не ради твоей просьбы, — издевательски подчеркнул слово. — Он наш. До последней жилки… он заслужил помощь. Не дать ему даже шанса… — Мирах нахмурился и мотнул головой, тихо добавил: — Посмотрим…

   Сверчок по-прежнему не испытывал желания знакомиться с «этими» — и названий-то для них не стоило подбирать… На платформах-пирожных спускались не все, лишь те, кто хотели в очередной — либо в первый раз взглянуть на быт подростков — или делали вид, что не могут затягивать ожидание встречи.

37